Рандеву с Валтасаром - Страница 115

115

Пресс-конференция прошла довольно вяло, было человек двадцать журналистов, которые почти не задавали вопросов. В заднем ряду сидел Вейдеманис. Дронго пытался понять, кто из журналистов представлял ведомство Потапова. За большим столом вместе с тремя представителями Балкан сидели Павел Борисов, Яцек Пацоха, Мураев, Харламов и две женщины — Виржиния Захарьева и Драгана Павич. Когда пресс-конференция закончилась и журналисты потянулись к выходу, Пацоха попросил участников «Экспресса» остаться, сказав, что у Дронго есть короткое сообщение.

Журналисты вышли, и в небольшом зале не осталось никого из чужих, если не считать Эдгара, сидевшего в последнем ряду, и высокой рыжеволосой девицы, возившейся со своим фотоаппаратом в первом ряду.

— Я буду говорить по-русски, — сказал Дронго, выходя к участникам пресс-конференции, — ведь все вы знаете русский язык. Некоторые из вас знают и греческий. И уж конечно, английский.

На него смотрели девять пар глаз. Он подумал, что все еще не уверен в своих предположениях.

— В тот день, когда погиб Темелис, убийца был не один, — сказал Дронго, — мы с Яцеком Пацохой уже тогда думали, что у Бискарги должен быть помощник. Этот человек позвал Темелиса в тамбур, где его уже ждал убийца. Но вычислить человека, оказавшегося в тот самый момент у тамбура, было практически невозможно. Любой посторонний мог пройти через вагон. Любой. Но нам был интересен только один.

Он снова посмотрел на сидевших за столом. Трое подозреваемых сидели ближе к выходу — Анджевски, Селимович и Джепаровски.

— Я попросил тогда принести ваши записные книжки, — продолжал Дронго. — Как вы помните, некоторые даже возмутились, особенно наш уважаемый болгарский друг Павел Борисов…

— И правильно сделал, — хрипло сказал Борисов.

— Возможно, — не стал спорить Дронго. — Но некоторые согласились дать их мне. И я хорошо помню, что первым появился в вагоне-ресторане Зоран Анджевски. А за ним все остальные. Постепенно картина происходящего стала проясняться. Оказалось, что Зоран, который обещал принести свою книжку, прошел дальше по вагону и вышел из него вместе с другими македонцами.

— Да, — сказал Зоран, — кажется, так и было. Ну и что?

— Это хорошо, что вы подтверждаете мои слова, — кивнул Дронго, — а наш друг Мехмед Селимович в этот момент делал укол Ивану Джепаровскому.

— Вы считаете, что мне нужно было бежать к вам со своей записной книжкой вместо того, чтобы помочь больному? — гневно спросил Селимович.

— Конечно, нет. Вы поступили очень благородно, помогая товарищу. Но есть только один момент, который мне не совсем ясен. Дело в том, что вы делали Ивану Джепаровскому укол одноразовым шприцом, который обычно выбрасывают. До того как пойти на обед, вы сначала были в купе с испанцами, а затем — в купе Джепаровского. Так вот, когда поезд остановился, я проверил тамбур и никакого шприца с иглой в ящике для мусора не обнаружил. А вы ведь должны были выбросить его туда, если сделали укол до того, как произошло убийство.

— Нет, — вставил Иван Джепаровски, — это было после того, как остановился поезд. Я услышал крики, начал нервничать и попросил Селимовича мне помочь.

— Он вам и помог, — сказал Дронго, глядя на мрачного Мехмеда Селимовича, — а потом вышел с использованным шприцем в туалет. И нашел там щетку со сломанной ручкой. Он выбросил шприц и забрал эту щетку, чтобы скрыть главную улику, которую я намеренно оставил под умывальником, чтобы ее нашли сотрудники немецкой полиции.

— А ты не думаешь, что убийца сам вспомнил про эту щетку и, вернувшись, забрал ее? — спросил Борисов.

— Бискарги не успел бы вернуться, — возразил Дронго, — он в этот момент стоял возле тела убитого, я его там видел. И если даже он каким-то образом успел добежать до вагона, забрать и выбросить щетку, то остается предположить, что он был идиотом, который оставил на месте преступления главную улику со своими отпечатками пальцев. Но я уверен, что его отпечатков там не было. И именно поэтому я утверждаю, что щетку, с помощью который была сломана дверь, забрал другой человек. А именно — Мехмед Селимович.

Все посмотрели на Селимовича. Тот сидел мрачный. Правая рука его вздрагивала. Он молча слушал Дронго, никак его не опровергая.

— Вернувшись в вагон, я нашел в мусорном ведре под умывальником одноразовый шприц, но не нашел щетки.

— Ну и что? — закричал Селимович, вскакивая и явно теряя терпение. — Это ничего не значит. Решили, что вам все позволено? Думаете, что можете надо мной издеваться?

— Нет, не могу, — ответил Дронго, — но Зоран первым принес мне свои записи. А вашему другу Джепаровскому в этот момент было плохо, и он после сделанного укола лежал в купе. Получается, что только вы могли выйти из купе, выбросить шприц и убрать щетку.

Селимович явно нервничал. Он стал пунцовым, глаза налились кровью. Теперь он смотрел только на Дронго.

— И еще один факт, — напомнил Дронго. — Именно вы стояли рядом с Бискарги и Шпрингером в Мадриде в тот самый момент, когда я разговаривал с Густафсоном. Может, вы тоже слышали, как он пытался со мной поссориться?

— И правильно делал! — неожиданно закричал Селимович. — Вас всех нужно давить. Всех аналитиков, шифровальщиков, агентов, всех этих подлецов, которые вместе с политиками начинают войны. Я вас всех ненавижу, ненавижу!

Некоторые начали подниматься с мест, другие смотрели на Селимовича с изумлением. А Дронго спокойно продолжал.

— Я думаю, что именно вы украли у Альберто Порлана его записи, чтобы они мне не достались. Не знаю, что там было и зачем вы это сделали. Но вы их украли. Единственный раз вы сидели в купе испанцев именно во время переезда в Дортмунд. И именно тогда неизвестный, сумев каким-то образом узнать код замка «дипломата» испанского писателя, выкрал его записи. Я думаю, что никаких секретов там не было. Если мы расспросим Альберто и его жену, то они наверняка вспомнят, как в вашем присутствии открывали «дипломат». И именно в Дортмунде у них пропали деньги и дневник. Я не думаю, что вам были нужны деньги. Но вы взяли их намеренно, чтобы никто не понял почему исчез дневник.

115