Рандеву с Валтасаром - Страница 32

— А ты как думаешь?

— Я ничего не думаю. Я только знаю, что в нашей группе едет один из лучших в мире аналитиков. И если не ты убил Пьера, то должен найти того, кто это сделал.

— Встретимся через час. Ты можешь приехать в центр города?

— Конечно могу. Куда приехать?

— В кафе отеля «Ле Гранд Интерконтиненталь», рядом с оперой. Найдешь?

— Конечно, — рассмеялся Яцек, — я много раз бывал в Париже.

— Не сомневаюсь, — Дронго положил трубку и взглянул на Вейдеманиса.

— Я принес тебе оружие, — Эдгар достал пистолет и положил его на столик. — Надеюсь, ты знаешь, как им пользоваться, — сказал он, поднимаясь с кресла.

— Ты умеешь шутить! — всплеснул руками Дронго. — Это на тебя совсем не похоже.

— Я не шучу, — сказал Вейдеманис, — просто знаю, как ты не любишь пользоваться оружием. Но сейчас не тот случай, Дронго. Ты ищешь не просто убийцу, ты должен вычислить человека, которой послан совершить террористический акт. Это не обычная любовная интрига или месть неудавшегося литератора. Это человек, который получил огромные деньги. И если ты будешь стоять на его пути, он, не задумываясь, уберет тебя. Если твоя версия верна, а ты редко ошибаешься, значит, этот человек тебя ненавидит. Ненавидит до такой степени, что готов на все, лишь бы подставить тебя и убрать из «Экспресса». У вас идет обоюдная охота. Только он знает, кто ты такой, а ты не знаешь. И поэтому должен опасаться каждого. До свидания.

Вейдеманис вышел из комнаты, тихо закрыв дверь. Дронго вернулся в ванную комнату, достал «Фаренгейт». Он понимал, что Эдгар прав. И знал, что никогда не станет первым стрелять в человека. Дронго сбросил халат, посмотрел на свою грудь. Там еще остались отметки после пулевых ранений в Нью-Йорке в конце восемьдесят восьмого года. Дронго потрогал шрам. Каким наивным он тогда был! И тот парень, погибший за него. Как все было страшно! Тогда они чудом предотвратили покушение на президента Горбачева, который встречался в Нью-Йорке с Рейганом и Бушем. Может быть, им не стоило так усердно заниматься этим делом?

Если бы тогда покушение удалось, возможно. Горбачева заменил кто-нибудь другой, возможно, он сумел бы скорректировать курс первого и последнего президента Советского Союза, возможно, страна не распалась бы так страшно и необратимо…

«Получается, что я изменил ход истории», — невесело подумал Дронго. Для него распад страны был огромной личной трагедией, чего он никогда не скрывал.

Тогда он провел в больницах целый год. А когда вернулся, то узнал, что все в мире изменилось. Чаушеску был расстрелян, берлинская стена рухнула, в Тбилиси и Баку пролилась кровь невинно убиенных. Все изменилось словно по взмаху злой волшебной палочки.

«Может быть и сейчас не стоит особенно стараться», — вдруг подумал он. В конце концов, какое ему дело до Москвы, до их нового президента. Он даже не оформил себе гражданство. Ведь ситуация снова может измениться. И снова не в лучшую сторону. Дронго смотрел на себя в зеркало, словно искал ответы на свои вопросы. Но ответов не было. Вместо них он видел перед собой уставшего сорокалетнего мужчину со шрамами на груди. Большой лоб, внимательные уставшие глаза, тонкие губы. Он подмигнул себе и отправился одеваться.

Вейдеманис, выйдя из здания, сразу почувствовал, что рядом с ним появился незнакомец. В тот же момент распахнулись дверцы стоявшего у тротуара автомобиля.

— Садитесь, — приказал незнакомец, стоявший сзади, — и не нужно ничего говорить.

Вейдеманис пожал плечами и полез в салон автомобиля, где сидели еще двое незнакомцев. Дронго в этот момент одевался. И хотя его окно выходило на улицу, он даже не подумал выглянуть туда, поэтому не видел, как увозят Вейдеманиса.

Пацоха приехал в кафе ровно через час, когда Дронго уже сидел в глубине зала, заказав традиционный чай. Яцек сел рядом и вежливо поздоровался. Он был в своем традиционном джинсовом костюме.

— Мне тоже чай, — попросил он официантку.

— Я думал, в Европе все любят кофе, — заметил Дронго, — только англичане пьют чай.

— И поляки, — сказал Яцек. — У тебя не болит голова?

— Болит, — кивнул Дронго. — Почему участников будят каждое утро в шесть утра? Кому нужны такие экстремальные условия? Можно вставать в девять и выезжать в десять.

— У нас организаторы — немцы, — усмехнулся Яцек, — для них это самый настоящий отдых. Обычно они встают в пять утра и отправляются на работу. Поэтому они не понимают, как можно спать до девяти утра.

Оба рассмеялись.

— Поэтому они самые богатые в Европе, — заметил Дронго.

— Да, — кивнул Яцек, — никто так не работает, как немцы, но все хотят жить, как они.

— У нас в группе примерно сто сорок человек, — сказал Дронго, — но не все находились с нами в отеле на Гран Виа. Только сорок человек, Яцек. И портье говорит, что там никого не было.

— Он сказал неправду, — сразу ответил Яцек, — я узнал через Нелли Мёллер. Она была с литовцами в Мадриде, видела их в ту самую ночь. Вечером двое из нашей группы приходили в отель. Портье, наверное, забыл или побоялся сказать, но они были в нашем отеле, а потом пошли в свой, который находится чуть дальше. И я не знаю, зачем они заходили к нам.

— Кто это был?

— Двое из Литвы. Эужений и Геркус.

— Евгения Алисанку я знаю. Высокий, красивый парень, похожий на мушкетера. А второй?

— У него бритая голова, всегда одет в черный костюм. Круглое лицо, полные губы, на лице небольшой шрам…

— Я его помню…

— Вот-вот. Они приходили за полчаса до смерти Пьера Густафсона. Приходили вдвоем, Дронго. Не знаю, о чем ты думаешь, но мне кажется, что такое убийство лучше делать, или, как это по-русски, совершать вдвоем. Один должен страховать другого. Или подстраховывать?