— Неужели вы их читали? — спросил восхищенный Казарес.
— Конечно, вы помните «Лавку чудес» Амаду? Он называл интеллектуалами людей утонченных и известных.
— Помню, — засмеялся Казарес, — он еще говорил о том, что они должны быть хорошо осведомленными людьми.
— А что вы знаете о португальской литературе? — ревниво спросила Инес Педроса, поэтесса из Португалии. Невысокая женщина со светлыми крашеными волосами и несколько расплывшейся фигурой: она была хорошо известна у себя на родине.
— Надеюсь, что ваши писатели Саррамаго и Редол так же известны у меня в стране, как и у вас, — улыбнулся Дронго.
— Я закажу еще пива, — поднял руку Альберто Порлан.
— Мне только апельсиновый сок, — попросил Дронго.
— Жаль, что Андорра не может похвастаться такими именами, — пробормотал Бискарги.
— Зато вы на стыке двух литератур и двух культур, — возразил ему Дронго. — Я помню, как во время посещения Андорры купил книгу Астуриаса «Война конца света» на английском языке.
— Да, — вежливо согласился Бискарги, — у нас продают книги на разных языках.
— А вот на испанском я не смог прочесть Варгаса Льосу, его «Глаза погребенных», — продолжал Дронго, но, думаю, найду эту книгу на английском.
Бискарги кивнул.
— О чем вы говорите? — спросил Альберто, закончив разговор с официантом.
— О литературе, — улыбнулся Дронго, — Альваро говорит, что в Андорре много читают, но сожалеет, что у них не было своего Сервантеса.
— Своего Сервантеса не было ни у кого, — поднял палец Альберто. — это был великий человек и великий писатель. Какой мощный образ он создал!
Официант принес сок и пиво. Дронго, выпив сок, попросил разрешения оплатить счет.
— Не нужно, — великодушно сказал Альберто, — мы все оплатим сами.
— Разрешите. — настаивал Дронго, — мне было очень приятно пообщаться с такими известными писателями как вы.
Он передал официанту деньги и поднялся. Откуда было знать этим испанским интеллектуалам, что Дронго никогда и ничего не говорил просто так. Откуда им было знать, что сегодня в разговоре с ними он проверил некоторые факты, на которые давно обратил внимание.
Творческий метод Дронго был достаточно сложен, но в то же время наиболее эффективен. Большинство людей предпочитает молчать в общении с незнакомцем, полагая, что так можно сохранить собственные тайны, узнав чужие. Разговорить подобных людей достаточно сложно, и Дронго никогда не пытался это делать. Наоборот, он начинал говорить сам, наблюдая, как люди реагируют на его высказывания, заставляя собеседников терять бдительность и либо соглашаться с его мнением, либо его опровергать. И на основе наблюдений он делал конкретные выводы. В любом случае он был достаточно коммуникабелен, чтобы вступать в контакты с любым собеседником.
Он спустился вниз и прошел к оперному театру, за которым находился греческий ресторан. У скульптурной группы, стоявшей в нескольких метрах от входа в ресторан, его ждали Мураев и Харламов. Весело поприветствовав ожидавших его российских писателей, Дронго первым вошел в ресторан и попросил хозяина принести меню. Они сели за столик, стоявший на улице, и для начала заказали себе по порции королевских креветок.
Харламов был относительно молодым человеком, но носил большую окладистую бороду и внешне походил на землепашца, сошедшего с картин русских реалистов прошлого века. На самом деле это был высоко образованный, начитанный человек; он работал в МГУ и уже подготовил докторскую диссертацию по творчеству Пришвина.
Михаил Мураев был одним из самых известных российских писателей. Прожив сложную жизнь, он начал публиковаться в довольно зрелом возрасте и был известен своим особым, скрупулезным отношением к стилю и слову.
Обед был в разгаре, когда речь зашла о чеченской войне, продолжавшейся в России.
— Мне кажется, это трагическая ошибка, — заметил Дронго. — Дело не в том, что мне не нравится, когда похищают людей или отрезают им пальцы и отрубают головы. Дело в том, что нельзя бомбежками и артобстрелами решить проблему целого народа. На место одного убитого встают двое мстителей, поэтому эта война никогда не кончится.
— В некоторые моменты нужно забывать о правах человека, когда речь идет о достоинстве нации, — сурово сказал Харламов.
— Это уже было в истории, — заметил Дронго, — был такой человек по фамилии Шикльгрубер, который говорил, что его не интересуют права чехов или поляков. Ему важнее обеспечить достоинство немецкой нации, прорвавшись к Данцигу и в Судеты. Вы помните, что потом он стал известен как Гитлер?
— Я совсем не то имел в виду, — обиделся Харламов. — Постоянные похищения людей, взрывы в Москве, другие террористические акты — все это не Чечня?
— Еще никто не доказал, что взрывы осуществляли действительно чеченцы. Они им нужны меньше всего. Что касается похищения людей, то я абсолютно солидарен с вами и считаю всех мерзавцев, виновных в подобных бандитских акциях, независимо от национальности, преступниками и негодяями. Но при чем здесь целый народ?
— А как обеспечить порядок? — горячился Алексей Харламов. Ведь им давали возможность самостоятельно строить свою жизнь. И чем это кончилось? Вторжением в Дагестан?
— Нужно отделять виновных от всего народа. — убежденно сказал Дронго. — и мне кажется правильным, если чеченцы сами будут наводить порядок у себя дома. Все равно, рано или поздно, придется вернуться именно к подобному варианту. Ничего другого предложить невозможно.