Рандеву с Валтасаром - Страница 68

Дронго вошел в ресторан и хотел занять соседний столик. В эти часы здесь не было посетителей. Но Вейдеманис громко сказал ему:

— Я предупредил, что жду своего друга. Поэтому ты можешь расположиться рядом со мной.

Дронго сел напротив Эдгара.

— Почему здесь? — деловито спросил он. — Мы, кажется, договаривались встретиться у сирийского павильона.

— Я не мог там торчать. Ты знаешь, кто здесь ходит? Угадай с трех раз.

— Стервец Планнинг, — рассмеялся Дронго.

— Угадал. Он приехал раньше всех и был очень разочарован, не увидев тебя в толпе прибывших участников «Экспресса». Кажется, они сейчас в германском павильоне.

— Ясно. Планнинг вцепился в нас, как голодная собака в кость. И пока он меня здесь не увидит, он отсюда не уедет. Нужно будет его найти. Как у тебя дела? Есть что-нибудь новое?

— Звонил Потапов из Москвы, — сказал, оглядываясь по сторонам, Вейдеманис, — они считают, что в группе не хватает сотрудника ФСБ, и уже выслали сюда своего представителя.

— Уже догадался. Представитель России сообщил мне, что завтра к нам в поезд подсядут два журналиста. Учитывая время их появления, я полагаю, что либо один из них, либо оба — представители ФСБ. Поэтому все правильно. Потапов не сказал, кто именно?

— Нет. Он по телефону не стал ничего говорить. Только сообщил, что этот человек сам тебя найдет.

— Надеюсь, что найдет, — вздохнул Дронго. — Что ты заказал для себя? Попроси, чтобы мне принесли, какой-нибудь салат.

— Хорошо.

Вейдеманис еще не успел распорядиться, когда мимо ресторана прошли четверо украинцев и трое грузин, явно спешивших куда-то.

Дронго проводил их взглядом.

— Хорошие ребята, — пробормотал он, — особенно молодые. Важа Бугадзе меня просто поражает, очень интересный человек. В его возрасте иметь такие выдающиеся задатки — это большой аванс на будущее. И эта красивая семейная пара — Бондаренко с Вотановой. Ты знаешь, она недавно обиделась на меня, и я впервые в жизни не знал, что говорить.

— За что обиделась?

— Я заказал на всех кофе, а она посчитала, что я навязываю ей свое решение. Вот такой интересный характер.

— Она тебе нравится? — вдруг спросил Вейдеманис.

— Не знаю, — пожал плечами Дронго, — в любом случае наши встречи были бы невозможны.

— Почему? — не понял Эдгар.

— Мы подружились с ее мужем. А я, ты знаешь, пытаюсь соблюдать некие моральные принципы, которые для меня важны. Нельзя пить с мужчиной и ухаживать за его женой. Это не совсем правильно.

— Это воровской «кодекс чести». — усмехнулся Вейдеманис, — не приставать к жене человека, с которым выпиваешь.

— Это закон мужской чести, — возразил Дронго, — почитай Томаса Вулфа. У него есть замечательный роман «Взгляни на дом свой, Ангел». Он как раз пишет о подобных ситуациях. Хотя иногда я жалею, что она оказалась в этой поездке с мужем. У нее есть стержень, которого нет у других. Ты понимаешь, Эдгар, я вдруг с интересом заметил, что они — другие. Совсем другие. Это другое поколение, мой друг. Они не знают наших страхов и наших сомнений. Мы носим в себе груз ошибок, которые мы успели допустить в девяностые, а они совсем другие. Для них Советский Союз — это анахронизм, они уже не знают другой жизни, кроме этой, они уже живут в другой системе координат. И не только молодые украинцы. Там есть грузины, литовцы, молдаване. Те, кому под тридцать, — это «непоротое поколение», люди, выросшие в свободные восьмидесятые и очень свободные девяностые. Они ничего не боятся. Сорокалетние более осторожны, они больше скептики, так как еще успели увидеть маразм семидесятых. Может быть, мы уже другое поколение, Эдгар, как ты думаешь?

— Не знаю. Но мне неприятно, когда меня считают стариком в сорок с небольшим лет. Моя дочь говорит примерно то же, что и ты. Но я с ней не всегда согласен.

— Вот поэтому ты и начинаешь стареть, — засмеялся Дронго.

Официант поставил перед ним греческий салат. Это были тонко нарезанные овощи с зеленью, оливками и сыром. Он взял хлеб.

— Я по-прежнему чувствую себя молодым. Или, вернее, мне хочется так себя чувствовать. Ты знаешь, моему отцу почти семьдесят пять. И он говорит, что жизнь — удивительная вещь, что он только сейчас начинает понимать, какая это прекрасная штука. И он все еще наслаждается жизнью.

— По-моему, это прекрасно, — пробормотал Вейдеманис, — может, поэтому ты так же влюблен в жизнь, как и твой отец.

— Его жизнь оказалась более спокойной, чем моя, — задумчиво сказал Дронго, — у них не было таких потрясений. Даже во время войны они точно знали, какие ценности защищают. А я потерял собственную страну и оказался совсем в другой системе координат. Хотя, наверно, у каждого поколения свои испытания.

— Ты становишься меланхоликом, и это мне не нравится, — заметил Эдгар, — ты никогда не был таким. В твоих рассуждениях стала появляться печальная мудрость.

— Это «кризис среднего возраста», — невесело улыбнулся Дронго. — У нас в группе много красивых молодых женщин. Тридцатилетние Мулайма Сингх и Виржиния Захарьева, двадцатипятилетние Екатерина Вотанова и Драгана Павич. Катя даже моложе на один год. И я впервые в жизни не знаю, как себя вести. Ухаживать за ними я не могу, я кажусь себе неуклюжим ловеласом. Особенно интересно с Вотановой. Она ведь по возрасту годится мне в дочери. А пытается спорить со мной на равных, отстаивая свою точку зрения. Иногда я жалею, что не смогу продолжить нашу дружбу.

— Почему? — удивился Вейдеманис. — Ты можешь взять их киевский адрес.