Он махнул рукой и развернулся, чтобы отправиться в свою комнату.
— Мирза, — позвал его полковник.
Он развернулся.
— Ты только не переигрывай, — посоветовал Баширов, — я ведь тебя уже хорошо изучил. Даже если я сломаю тебе и руки, ты все равно не сдашься. И это хорошо, Меликов, это придает вкус жизни.
— Иди ты… — выругался пленник, направляясь к себе в комнату.
Полковник открыл дверь, впуская охранников.
— Он должен закончить расчеты за два дня, — строго напомнил Баширов. — Кроме меня, никто не должен видеть ни одной его бумаги. Это первое. И второе. Если он попытается что-либо предпринять, сразу звоните мне.
— Что он предпримет? — удивился один из братьев. — У него же сломаны ноги. Он до туалета сам дойти не может.
— Может, — уверенно сказал полковник, — если понадобится, он побежит и со сломанными ногами. Не доверяйте ему, он очень опасен. Понимает, что осталось совсем немного, поэтому будет готов на любую пакость, постарается сделать все, чтобы отсюда уйти. Вы меня поняли?
Уже возвращаясь в Москву, полковник подумал, что нужно проверить новую версию Меликова. Если у него осталась дочь… Об этом не хотелось думать. Но если у него есть дочь… И если, не дай Бог, он с ней общался… Тогда получается, что она может знать, кто именно его захватил. Полковник включил радио словно для того, чтобы заглушить свои мысли. При таком раскладе девочка не имела шансов остаться в живых. Баширов это прекрасно понимал. Но он понимал, что это также хорошо осознает и сам Меликов. Если он заговорил о дочери, о существовании которой они и не подозревали, то возможны два варианта. При первом он сломался и действительно хотел отправить последнюю весточку этой девочке. При втором — это был очередной трюк, рассчитанный на сентиментальность охраны, с тем чтобы показать свое смирение и придумать новый способ побега. Полковник знал, что его пленник — настоящий профессионал. Значит, оставалась вторая версия. Баширов прибавил звук и под звуки музыки увеличил скорость. Через два дня окончательные расчеты будут у него, и Меликов должен замолчать. Навсегда.
— Вы уверены, что это рубашка Шпрингера? — спросил Дронго чуть дрогнувшим голосом.
— Абсолютно уверен, — закивал экспрессивный итальянец, — он сейчас придет, вы можете его подождать.
— А куда он пошел?
— Кажется, в штабной вагон, — улыбнулся Никкола Лекка, — они готовят там сюрприз, и он не хочет, чтобы я о нем знал.
— Спасибо, — кивнул Дронго выходя из купе.
«Интересно, какой сюрприз они там готовят?» — недовольно подумал он. В тамбуре стояла Мулайма Сингх и курила сигарету. Увидев Дронго, она улыбнулась ему. Дронго очень нравилась эта молодая женщина с таким необычным именем и яркой, запоминающейся внешностью.
— Как у вас дела? — спросил он у Мулаймы.
— Очень устала, — призналась она, — все эти переезды очень утомительны. Я бы с удовольствием где-нибудь осталась на неделю.
— Можете в Польше, — предложил Дронго, — это почти рядом с вашей страной. Вы говорите по-польски?
— Нет, — улыбнулась она, — не говорю. Кроме датского, я хорошо знаю английский, французский и немецкий. И, конечно, шведский.
— Поразительно, — пробормотал Дронго, — в этом поезде все полиглоты. Знают не меньше пяти-шести языков. Я чувствую себя неполноценным человеком.
— Почему? — удивилась Мулайма. — А мне казалось, что вы знаете семь или восемь языков. Вы разговариваете с представителями многих стран на их языках.
— Нет, — возразил Дронго, — просто я хорошо знаю русский язык и поэтому понимаю украинцев, поляков, белорусов, даже если они говорят на своих языках. Кроме того, я знаю турецкий, который почти не отличается от азербайджанского, и, соответственно, понимаю турок, боснийцев, киприотов с турецкой стороны. Из европейских языков я знаю только английский и немного итальянский. А из восточных понимаю фарси. Это не так много.
— И вы говорите о своей неполноценности? — лукаво улыбнулась Мулайма. — Я слышала, что про вас говорила Мэрриет Меестер. Она не верила, что вам только сорок лет.
— Увы, — пошутил он, проходя дальше, — уже сорок.
В следующем вагоне он столкнулся с Яцеком Пацохой, который, стоя у окна, заканчивал говорить по мобильному телефону.
— На вокзале в Мальборке нас будут встречать молодые офицеры нашей армии. Как по-русски это правильно?
— Курсанты?
— И курсанты тоже. Хорошо, что в Варшаву мы приедем после Москвы.
— Кому хорошо? — недовольно спросил Дронго.
— Всем хорошо, — сказал с явным подтекстом Пацоха.
Дронго увидел шедшего им навстречу Стефана Шпрингера. Представитель Лихтенштейна был очень высокого роста, под два метра, и в плечах не уже Дронго. Во всяком случае, справиться с таким в одиночку будет не так легко. Он напрягся, когда Шпрингер подошел ближе.
— Добрый день, Стефан, — кивнул ему Дронго. «Хорошо, что Пацоха стоит рядом, — подумал он. — В случае необходимости он придет на помощь». — Это ваша пуговица? — спросил он Шпрингера.
Яцек, знавший, где Дронго нашел пуговицу, пристально смотрел на Стефана.
— Моя, — спокойно сказал тот, — странно, что она оторвалась. Пуговицы на моей темной джинсовой рубашке закрепляются металлическими скобами, и вдруг она оторвалась. Хорошо еще, что у меня была запасная. Где вы ее нашли?
— А где вы ее потеряли? — уточнил Дронго.
— Не помню, — ответил Шпрингер, — кажется, на вокзале или в поезде. Где вы ее нашли? — снова спросил он.